Неточные совпадения
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый. Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им — плевать на законы, — вздохнув, сказал мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги на ногу, и на жидком
лице его появилась угрюмая озабоченность, все оно как-то
оплыло вниз, к тряпичной шее.
Его округлая, плотная фигура потеряла свою упругость, легкость, серый, затейливого покроя костюм был слишком широк, обнаруживал незаметную раньше угловатость движений, круглое
лицо похудело,
оплыло, и широко открылись незнакомые Самгину жалкие, собачьи глаза.
Он возгласил это театрально и даже взмахнул рукою, но его
лицо тотчас выдало фальшь слов, оно обмякло,
оплыло, ртутные глаза на несколько секунд прекратили свой трепет, слова тоста как бы обожгли Лютова испугом.
Хорошо знакомое пухлое, широкое
лицо неузнаваемо,
оплыло, щеки, потеряв жир, обвисли, точно у бульдога, и сходство
лица с мордой собаки увеличивалось шерстью на щеках, на шее, оскаленными зубами; растрепанные волосы торчали на голове клочьями, точно изорванная шапка.
Безбедов уклончиво покатал из стороны в сторону голубенькие зрачки свои,
лицо его перекосилось,
оплыло вниз; видно было, что он хочет сказать что-то, но — не решается. Самгин попробовал помочь ему...
Ромашов глядел на него с молчаливым состраданием. Все
лицо Назанского странно изменилось за то время, как оба офицера не виделись. Глаза глубоко ввалились и почернели вокруг, виски пожелтели, а щеки с неровной грязной кожей опустились и
оплыли книзу и некрасиво обросли жидкими курчавыми волосами.
Лицо старика, огромное и багровое, странно изменилось, щёки
оплыли, точно тесто, зрачки слились с белками в мутные, серо-зелёные пятна, борода тряслась, и красные руки мяли картуз. Вот он двинул ногой в сторону Палаги и рыкнул...
И — правда — ему, должно быть, скучно:
лицо его скисло и
оплыло, он утомленно закрыл глаза и с воем позевнул, широко открыв красную пасть с тонким, собачьим языком в ней.
С тех пор, как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и
оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз и рана, и выражение усталости в его
лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо), и тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.